(23 сентября 2020) Во Владикавказе завершились гастроли независимого московского театра «#театр_чё». На территории Школы кино и театра (ШКИТ) три вечера подряд с аншлагом шел показ спектакля-квартирника «Мама на востоке».
Приезд театра в Северную Осетию был приурочен к годовщине схода ледника Колка. 20 сентября 2002 года в Кармадонском ущелье ледник похоронил под собой 125 человек, в том числе артистов конного театра «Нарты» и членов съемочной группы режиссера Сергея Бодрова-младшего.
Несколько монологов одного из актеров спектакля «Мама на востоке» — Батраза Засеева посвящены отцу – артисту театра «Нарты», рекордсмену СССР по десятиборью, киноактеру Виктору Засееву.
Спектакль «Мама на востоке» – первый проект «#театр_чё» и по словам режиссера Евгения Балтина, «это разговор на волнующую нас тему – тему взаимоотношений с нашими мамами. Мы решили отдохнуть от привычной театральности, мы вспоминаем, грустим и улыбаемся на заданную тему без грима, костюмов и пафоса».
По задумке режиссера, спектакль должен был обязательно поехать в те города, где живут их мамы: режиссера и актеров. И за два года существования постановки, эта цель почти осуществилась (не считая того, что спектакль сыграли около сорока раз в Москве и других городах) – оставался только Владикавказ – родина актера Батраза Засеева.
Корреспондент Sputnik Анна Кабисова посетила премьеру спектакля во Владикавказе и поговорила с участниками «#театр_чё».
Евгений Балтин, режиссер
— Евгений, расскажите, что Вас вдохновило на создание спектакля, посвященного мамам?
– Все началось с моего переживания по поводу взаимоотношений с родителями. Как-то вечером мне не давала покоя мысль, что я живу в другом городе и как-то все неправильно. Это было несколько лет назад и тогда я еще подумал, что было бы здорово сделать что-нибудь в театре на тему отношений с мамами.
Спустя время мы встретились этой компанией (нынешний состав театра – ред.) и я понял, что нам комфортно вместе. Я понял, что каждый из нас «понаехавший» в Москву испытывает эту тоску по дому и по родителям. И так получилось, что когда мы стали разговаривать про все это, то осознали, что каждого из нас воспитывала только мама, а папа, по разным причинам, был у всех нас только до определенного возраста, и что мы уехали и оставили маму одну. Мы начали встречаться и просто рассказывать друг другу разные истории: и грустные и веселые. И я понял, что все это может быть интересно не только нам.
Мы собрали этот спектакль из большого количества историй и где только не репетировали: в каких-то кафе, учебной аудитории Щуки, у знакомых. Наконец мы решили показать спектакль ко дню театра, и только за неделю до этой даты нашли площадку, на которой мы могли бы это сыграть. Мы тогда думали, что получаем слишком большое удовольствие от этой работы, а вдруг тем, кто придет, вообще все это не понравится? Поэтому перестраховались и позвали всех своих знакомых. Первый спектакль мы проверили на них и поняли, что вне зависимости от того, знают они нас, или нет — эти истории работают и тогда уже решили поиграть для независимого зрителя.
— Вы сказали, что все началось с переживания и неудовлетворенности собой в отношениях с мамой. Насколько эта работа Вам помогла решить этот вопрос? Может быть, разобраться в самом себе?
– Разбираться с этим мы будем всю жизнь. Так не бывает: «Ой, я все понял: для того, чтобы быть счастливым сыном, матери надо вести себя так, а сыну так…». Нет, этого никогда не будет. Мы остаемся такими же, какие мы есть. Единственное, что в какие-то моменты ты начинаешь акцентировать внимание на своем теперешнем поведении и думаешь, что-то я давно не звонил маме… Ну и теперь, когда я приезжаю в свой родной Чайковский, где живет моя мама, то провожу больше времени дома. А раньше приоритетом у меня были друзья.
— Вы побывали с этим спектаклем уже во многих городах. Расскажите об особенностях зрителей в разных регионах.
– Первые несколько минут спектакля мы всегда в диком стрессе и это не зависит от города. Я сформулировал для себя интересный момент: мы приехали из Москвы, но мы не московский театр. Мне кажется, что от статуса «московский театр» всегда завышенные ожидания. У меня у самого так было, когда в Чайковский приезжал театр из Москвы и я говорил сам себе: «ну-ка и что вы нам покажете. Эта граница теперь есть и у нас, но когда зрители понимают, что мы москвичи «липовые», то эта граница исчезает. Как-то раз мы приехали в Новосибирск в академгородок и одна женщина-театралка пыталась все выяснить, а почему у нас нет декораций и актеры разговаривают с акцентом. Да потому что мы не из Москвы. Я приехал из Чайковского и мой говор — мое достояние и я с ним не собираюсь расставаться. Его не смогли из меня выбить, потому что я этого не хочу, зачем я буду уравниваться. Я такой, какой есть. И в этом смысле, я очень люблю, что Саша такой, Батраз другой, Артур третий, Володя четвертый. Я очень люблю эти особенности в нас: странные, нелепые, разные.
Что касается общих вещей, то даже если мы играем в одном городе три спектакля, то они проходят по-разному: где-то зритель включен и реагирует максимально, а где-то остается казалось бы холодным, но он включен на другом уровне, просто не озвучивает свои эмоции, а все переживает внутри. Не хочу бахвальства, но нас всегда везде очень тепло принимают и возникает атмосфера домашнего уютного квартирника.
Александр Туравинин, актер
— Вы играете этот спектакль уже два года, как Вам удается сохранить свежесть и новизну ощущений?
– Понятно, что эти истории я слышал уже раз сорок и, конечно, я не делаю вид, что слышу их первый раз. Но часто бывает, что кто-то расскажет какую-то новую подробность и получается совершенно другая история. Вчера студенты местного театрального отделения мне сказали например: «вы же слышали друг друга уже сто раз, почему вы так искренне и с интересом продолжаете слушать?» Да потому что каждый раз возникают новые нюансы, или человек по-другому рассказывает уже известную историю и уже появляется азарт, а как он сегодня это расскажет, а как я сам расскажу — потому что никогда заранее не знаю, как все пойдет.
— Насколько ближе вы узнали друг друга за время работы над спектаклем?
– Мы стали ближе и это факт. Например, Батика, до начала работы над спектаклем, я не знал и, конечно, благодаря этому спектаклю, мы близко познакомились. Мне даже кажется, что мы знаем друг о друге то, что больше никто не знает, кроме мамы и жены.
— Вы играли спектакль в разных городах, отличается ли публика?
– Когда приезжаешь в новый город, то невольно начинаешь искать какие- то особенности. Но, помимо объективных вещей, например таких как то, что сейчас я выхожу на улицу и справа от меня город, а слева – горы, люди – это везде люди. По сути, это же заблуждение, когда мы говорим: «Ну, это южный город, здесь люди открытые, а на севере все суровые». Это такое упрощение и оно имеет место быть, но это неточная вещь. Мы
гуляли по Владикавказу, и я скажу избитые слова, но мне понравилось: я увидел интересную архитектуру, услышал, как люди разговаривают друг с другом и со мной. Конечно, особенность у местных людей есть, но я пока еще не сформулировал ее для себя. Могу только сказать, что мне здесь хорошо и уютно.
— В спектакле вы рассказываете трогательные личные истории из жизни. Насколько сложно ими делиться с широкой аудиторией, или вы уже немного абстрагировались и играете так, как будто это не ваши истории?
– Такого нет, что я уже считаю их не моими историями, ведь это было со мной. Насчет личного. Мне кажется, что в моих историях нет такого, что я бы не рассказал кому-то другому. У Батика, например, такие истории, что будь я на его месте, мне, наверно, было бы трудно. Но это же жизнь и он не может жить с этим только внутри себя.
Но что кривить душой, – бывает так, что во время спектакля трудно справиться с эмоциями и ты не хочешь показывать слезы. Я очень растрогался, когда мы играли в Чайковском, где в зале была мама Жени Балтина.
— А вы как-то цензурируете сами себя на предмет того, что ну вот мужчина не может рассказывать такие трогательные моменты из детства.
– Я понимаю, почему именно вы и именно здесь спрашиваете об этом. Потому что здесь мужчинам присуща сдержанность. По факту, мы затрагиваем тему, а насколько мужчина вообще может быть актером, и это интересный вопрос. Для меня ответ есть: конечно может. Это же средство. Например, мне придется играть «тряпку», но я же делаю это для чего-то. И мне кажется, что в данном спектакле цель оправдывает средства, тем более, что те, которые применяем мы, — достаточно безобидные. И мы хотим донести до зрителя свою мысль. Как-то после спектакля я подошел здороваться к знакомому, но в этот момент у него зазвонил телефон. Он извинился и отошел поговорить. И вот я слышу: «Ну все, мам, пока». Потом подошел ко мне, пожал мне руку и сказал: «Я поплакал и маме позвонил». Я тогда подумал, что все не зря. Да я и сам начинаю думать, вот я такие вещи говорю, а сам это делаю? Братан, ты честен с собой? Ты не хочешь маме позвонить?
Артур Мафенбайер, актер и режиссер.
— Мы с вами сейчас находимся в Кармадоне, где сошел ледник Колка. Об этом есть эпизод в спектакле «Мама на востоке». Вы прочувствовали как-то иначе этот момент, уже находясь здесь?
– Эти несколько часов я пытался самому себе объяснить, что я ощущаю. Я вижу портрет Сергея Бодрова и портреты артистов театра «Нарты», понимаю, что здесь погибло еще много других людей. Но это не является местом захоронения. Я может быть сейчас буду говорить эфемерно, но по роковой случайности получается, что эти люди теперь всегда здесь существуют: в каждом камне, воздухе, траве, горах… И это какое-то особое ощущение. И если провести параллель с нашим спектаклем, то в нем мы тоже говорим об эфемерных вещах, которые когда-то происходили и по отношению к которым у нас сложилось собственное видение. Вы, наверно, слышали, что мама Батика говорила: «да не так все это было». Но дело же не в том, что мы приукрасили или переврали. Дело в том, что мы это увидели как-то по-другому и поэтому эта относительность сквозит во всем спектакле, но никак не влияет на истину.